А где же убежденность в правоте своих идей? Где же благородная готовность отдать даже жизнь свою для дела освобождения крестьян? Впрочем, конечно, не было бы ничего лучше, если бы все эти красивые слова произносились от чистого сердца, если бы раскаяние тронуло сердца людей, нарушивших присягу и изменивших своему долгу. Хочется верить, что для кого-то из них это так и есть. Но как похожи эти слова на плачь Робеспьера, отвозимого на гильотину бывшими соратниками или на раскаяние “старых большевиков”, валявшихся в ногах у своих палачей и готовых на все, ради сохранения собственной жизни.

Но вернемся все-таки к идеологии декабристов. Точнее сказать, - к идеологиям, поскольку сколько-нибудь четкого идейного единства у Тайных обществ не было. Согласие было только по нескольким пунктам - уничтожение Самодержавия, захват власти и ликвидация крепостного права.

Весь этот джентльменский набор был, разумеется, обильно сдобрен национально-патриотической фразеологией. Как справедливо подметил крупнейший современный богослов и историк протоиерей Лев Лебедев: “Этот национальный “оттенок” еще раз говорит об известном факте: национализм (с его громкими националистическими теориями и лозунгами) - такое же порождение и оружие масонства, как и интернационализм”.

Взгляды на грядущее устройство России у декабристов были самые разнообразные. Из всего многообразия идеологических концепций явно можно выделить две - наиболее характерные и проработанные -изложенные в относительно умеренной “Конституции” Никиты Муравьева и достаточно радикальной “Русской Правде” П.Пестеля. На них мы остановим свое внимание.

Никита Муравьев был одним из лидеров т.н. Северного общества. И хотя у него были сторонники и на юге, но его влияние нельзя даже сравнивать с весом Пестеля, который был фактическим диктатором Южного общества. Большинство “южан”, да и значительная часть “северян”, пребывали под постоянным идеологическим давлением Пестеля, который практически не терпел инакомыслия. Ярким выражением этого была дискуссия о форме правления в России. Когда Пестель в 1824 г. прибыл в Санкт-Петербург для создания единой идеологической платформы, в качестве которой он предлагал свою “Русскую Правду”, предполагавшую республиканский строй, он заметил колебания многих “северян”, традиционно выступавших за ограниченную монархию. Чувствуя нерешительность многих заговорщиков он ударил по столу кулаком и воскликнул: “Так будет же республика!”. Смущенные столь явным давлением, “северяне” ответили согласием.

В чем декабристы были поистине единодушны, так это в подготовке цареубийства. Об этом восторженно пишут все советские историки. Даже современный западный историк Патрик О’Мара, либерально настроенный, во всем сочувствующий заговорщикам и оправдывающий их действия, вынужден признать, что в этом вопросе заговорщики были совершенно единомысленны. Выдвигались различные планы убийства Императора Александра I в 1817, 1821, 1823, 1824 и 1825 гг., Наследника Цесаревича Константина Павловича в 1824 г. и Николая I в ходе декабрьского бунта 1825 г. По разным причинам эти проекты либо отвергались самими заговорщиками, либо не могли быть осуществлены по независящим от мятежников причинам.

Но перейдем к специфике идеологических концепций, подготовленных для России вождями декабристского заговора.

Вопрос государственного устройства Никита Муравьев предполагал отдать на откуп “Земской думе”, своего рода “учредилке”. В “Конституции” же Муравьева в общих чертах изложена концепция ограниченной дуалистической монархии. Но и здесь есть интересные особенности. Принимая во внимание, что Императора предполагалось убить или пожизненно заточить в тюрьме, а Императорскую Фамилию выслать за пределы России без права возвращения, возникал вопрос о новом Царствующем Доме. Где же изыскать новую династию Российских Государей? Ответ прост: в качестве нового “императора” “Великий Собор” должен был выбрать “достойнейшего”. А раз “царя” можно выбрать, то, в случае неповиновения “Собору”, его можно и перевыбрать . Таким образом, вместо хоть и ограниченной, но законной Монархии, декабристы, сторонники Никиты Муравьева, собирались установить в России олигархический образ правления – своего рода диктатуру знати, закамуфлированную псевдомонархической надстройкой. Не правда ли эти идеи весьма созвучны идеологии современных лжемонархистов-“соборников”?

В области государственного устройства, Никита Муравьев собирался расчленить Российскую Империю на некую федерацию, состоящую из 14 суверенных держав и 2 областей (по позднейшему варианту – на 13 держав и одной области). По образцу, Северо-Американских Соединенных штатов, в каждой державе предполагались свои законы и органы власти; единство всей “федерации” должно было держаться только на новоизбранном “императоре” и небольшой надстройке “федеральных” структур.

Интереснейшим образом Муравьев предполагал решить и крестьянский вопрос. Освобождать “мужиков” предполагалось без земли, которая оставалась в собственности дворянства (только по последнему варианту “Конституции” крестьянину предполагалось выделить “под огород” две десятины). На что жить миллионам крестьян, остававшимся без земли – совершенно неизвестно. Претворение этого проекта в жизнь привело бы к появлению огромных толп нищих и озлобленных мужиков, имевших единственный выход – идти на поклон к помещикам. В итоге, безземельные крестьяне могли оказаться в кабале, куда худшей, чем крепостное право. В конце концов, за крепостного “барин” нес ответственность, а за “освобожденного” – абсолютно никакой.

Избирательное право Никита Муравьев также распространял далеко не на все население России. Право выбирать и быть избранным в представительные органы ограничивалось довольно высоким имущественным цензом, а также другими условиями (например, не быть “в услужении”; весь Императорский Двор – то есть преданные лично Государю люди - попадал под эту категорию). Крестьянству, при этом, право выбора предоставляется вообще опосредованное: от 500 дворов избирался один выборщик.

Таким образом, достигалось сосредоточение реальной власти в руках довольно ограниченного круга представителей знати, которые распоряжались бы ею по своему усмотрению. Ни перед кем не подотчетные, скрывшиеся за фасадом монархической формы, они действовали бы в своих узко-сословных интересах. России угрожала бы олигархическая диктатура, наподобие той, которую хотели установить в 1730 г. “верховники”.

Вне всякого сомнения, с течением времени последовательное осуществление этой концепции привело бы к возникновению республики или монархии современного европейского типа: по формуле “монарх царствует, но не правит”, с сосредоточением всей полноты власти в руках “закулисы”, с денационализированым и дехристианизированным населением, удовлетворяющимся игрой в “народоправие” и “свободу”.

Перейдем теперь к идеям, изложенным в “Русской Правде” Пестеля. Профессор М.Зызыкин видит идеологию Пестеля продолжением рационалистических абсолютистско-просветительских концепций XVIII в. Основная их идея – в попытке изобретения некоего “идеального” государственного устройства, которое и должно, путем введения “правильных законов”, привести народ к просвещению и, соответственно, гуманистическим идеалам и всяческому процветанию. Зызыкин видит генеалогию этой концепции в России следующим образом: от “Правды воли Монаршей” Феофана (Прокоповича), через “Наказ” Императрицы Екатерины II, к “язвительным книгам Радищева”. Заключительным, революционным этапом концепции “просвещенного” политического рационализма Зызыкин считает именно “Русскую Правду”. В принципе, это, возможно, и так. Но, во-первых, “изобретатели идеального государства” существовали и раньше (достаточно вспомнить Платона), а во-вторых, относить Пестеля к относительно безобидным идеалистам-мечтателям вроде Кампанеллы, Фурье или Сен-Симона, не совсем оправданно. Именно рационализм не позволял Пестелю ограничиться только философскими умствованиями и умозрительными построениями (вспомним, что идеологические выкладки тех же большевиков не менее утопичны).

Для начала “Русская Правда” предполагает введение жесточайшей диктатуры “Временного Революционного правительства”, которое и должно заняться созданием идеального государства, с идеальными законами и идеальным населением.

Концепция “идеального общества” у Пестеля совершенно идентична понятию “государство”. Все, что полезно, важно и выгодно для государства (здесь и в дальнейшем, мы оставим за скобками слово “идеального”), то полезно для общества и каждого индивидуума в отдельности. Понятия “народ” для Пестеля вообще не существует. Народ лишь объект, область деятельности государства. В полной мере это относится и к понятиям “индивидуум”, “личность”. Не должно существовать ничего, что вредно для государства или находится вне рамок его контроля.

Понятия о естественных человеческих правах и свободах у Пестеля просто не существовало. Само понятие “равноправие” Пестель понимает исключительно в смысле равенства перед государственными законами. А поскольку всеобщее бесправие также является равенством, то за личностью не признается никаких прав и свобод, за исключением “права и свободы” делать то, что требует от него государство.

На долю государственной власти выпадает миссия реализовать рационалистический идеал совершенного общества. Пестель не видит никаких проблем для решения этой задачи, он рассматривает ее исключительно с технической точки зрения. Абсолютно игнорируя историческое прошлое, он рассуждает формально, абстрактно, как математик. Государство Пестель рассматривает, как на механическую силу, которая должна перестроить общество в некую структуру, центром которой является абсолютный, регламентирующий все и вся авторитет власти. Правительство, обладая всей полнотой полномочий, имеет право путем законодательный предписаний свободно распоряжаться всеми общественными силами страны. Задача законов – просвещать, воспитывать население, правильными законами водворяется всеобщее блаженство.

По мнению Пестеля, народы являются такими, какими создают их правители. Поэтому необходимо полностью завладеть личностью гражданина, превратить его в послушное орудие государственной власти. Государство, по Пестелю, является монополистом в заботе об общественном благе, оно становится верховным носителем идеи всеобщего благоденствия, единственной силой, призванной водворять счастье на земле, с помощью законов, регламентирующих каждый шаг гражданина. Малейшее проявление самодеятельности общества воспринимается Пестелем как заговор, мятеж, бунт. Любые общественные организации или союзы (как тайные, так и открытые) категорически запрещаются. Правительство распоряжается всей полнотой жизни гражданина, который не в праве заниматься какой бы то ни было самодеятельностью. Даже увеселения и развлечения должны строго контролироваться государством.

Поскольку без надзирающих органов осуществление такого тотального контроля за жизнью и деятельностью граждан невозможно, создается “приказ благочиния”, призванный отслеживать все поступки граждан. Таким образом, создается вполне идеальная “полицейская республика”. Как тут не вспомнить знаменитый девиз: “полиция – есть душа гражданская”. “Освободив” крестьян от крепостного права, Пестель, по сути, распространяет его на все население государства. “Граждане”-рабы находятся в абсолютной зависимости от государства и его контролирующего органа – “приказа благочиния”.

Но следование неумолимой логике тотального надзора за всеми, приводит Пестеля к необходимости создания органа, контролирующего самих контролеров. Предполагается учреждение “высшего благочиния” – тайной полиции, надзирающей за полицией явной и охраняющей правительство. Ее структура весьма примечательна. “Высшее благочиние, - пишет Пестель, - требует непроницаемой тайны”. Оно должно быть как бы несуществующим. Имена сотрудников не должны быть никому известны. Агенты “высшего благочиния” должны тайно следить за течением мыслей, чтобы не допускать заговоров и бунтов, чтобы выявлять тайные общества, чтобы не допускать изготовления оружия или распространения учений, противных официально принятым.

В сущности, Пестель проявляет себя сторонником тоталитаризма в самых крайних его формах. Жесточайшая централизация властных структур, абсолютный контроль над любой деятельностью граждан, недопущение никакого инакомыслия. Единое государство, единая власть, единая территория, единый народ, единая вера и единый образ мыслей - вот идеал Пестеля.

Таков, вкратце, обзор двух основных идеологических течений декабристской идеологии.

Исторический опыт России поистине уникален. Особенно ярко это проявляется в том, что, после свержения Монархии, над нашей многострадальной родиной проведены эксперименты по практической реализации и муравьевской и пестелевской концепции.

Первая попытка реализовать конституционно-демократическую модель Никиты Муравьева (разумеется, уже в немонархической форме) была предпринята в 1917 г. февралистами. Этот опыт привел лишь к приходу к власти большевиков и возникновению коммунистической тирании. В наше, постперестроечное время мы наблюдаем вторую попытку привить России либеральную западную идеологию. Что же получила Россия в результате этих экспериментов?

Федеративное устройство Советского Союза закономерно привело к отпадению окраин и образованию вокруг великорусских губерний кольца враждебных псевдогосударств. Впрочем, это ничему не учит сторонников федерализма: любую попытку минимальной централизации уже Российской федерации ими встречаются в штыки. Неприемлемо само покушение на священные принципы федерализма; ради этого многие не прочь дезинтегрировать и Российскую федерацию.

Существование и развитие в России европейских либеральных идей естественным образом привело не только к идейной, но и к политической и экономической зависимости от стран Запада. Образовалось компрадорское олигархическое правительство, состоящее из “лучших” людей. Теперь это, разумеется, уже не дворяне. Теперь это - нувориши, наследники старой советской партхозноменклатуры. Но концепция от этого не меняется – олигархия остается олигархией; кто бы ни фигурировал в качестве “лучших” людей, действовать они будут все равно в своих групповых интересах.

Для удобства управления гражданами, олигархическое правительство проводит вполне целенаправленную политику растлевания народа, активно внедряя антинациональную и антихристианскую идеологию. Полностью контролируя все процессы, “лучшие люди” позволяет народу играться в “народовластие”, как это принято во всех современных либерально-демократических обществах.

Концепцию государственного устройства, предложенную Пестелем, довольно детально претворили в жизнь большевики за время своего семидесятилетнего правления. Тут вам и крайняя централизация власти, и тотальный контроль над Церковью и образованием, и “высшее благочиние” в лице КГБ, и выявление инакомыслящих. Кстати, что именно делать с выявленными чужеродными элементами Пестель скромно умалчивает; но ничего, до этого большевики додумались и сами. Перечислять все признаки сходства “идеального государства” Пестеля и “реального социализма” Ленина-Сталина я не буду. Думаю, что все неплохо знают их и сами.

Так давайте же зададимся вопросом: что же “благородного” в идеологии и методах действия декабристов? В чью честь уже 175 лет поет дифирамбы вся прогрессивная общественность России?